Медаль учреждена в соответствии со Статьей 24 Федерального Закона РФ «Об общественных объединениях» (82-ФЗ) и имеет статус общественной награды, вручаемой за вклад в развитие русской культуры и литературы. Награда вручается на основании Постановления Президиума Российского союза писателей от 25.03.2019.
 

Редакция газеты «Дружба» поздравляет А.Н. Задиранова с заслуженной наградой и приводит его стихи:

Аллея горестной войны...

Мелодий сладостных регтайм
До капли выпит.
Аллея к морю вся из пальм,
И те – навылет,
Нагие, рваные стволы
Хранят молчанье -
Недавней,  горестной войны
Напоминание,
Что пальмы были на войне,
С них к Богу дверца:
Осколки, что теперь в стволе,
Не рвали сердца,
Не гнали мертвые ветра
Над головою…
Людские души и тела
Прикрыв собою,
Где снова бой, где снова боль
Не отпускает…
Война солдат на «свой-чужой»
Не разбирает.
Кто выстрелом убит с колен,
Кто пал с гранатой -
Теперь уже ни перед кем
Не виноваты,
И в их закрытые глаза
Не смотрит солнце.
Все, что осталось им - слеза
И память горцев,
И всех других, кто пил земли
Святую воду,
Кому, как дар, преподнесли
Жизнь и Свободу.
***

Награда дошла до Героев

Где бы только найти и откуда взять силы?
Столько лет, как вернулись вы с фронта домой.
Всем солдатам войны по Указу квартиры.
Заслужили, родимые, шляпы долой.
Все торжественно, правильно, верно и точно.
И привычно, и стройно в холодном уму.
Вот такая в России сверхскорая срочность
Им и всем остальным, кто еще не в гробу.
***

Стервятникам Геринга

              Он ввинчивался ввысь кручёной свечкой.
              Он шёл в пике звенящим топором.
              Он ждал, когда ему под Вязьмой речка
              Пожертвует свой старенький паром.
              Пилот давно уж был из асов асом,
              Отяжелела грудь от орденов...
              (С.Соколов. Паром под Вязьмой или ас из асов)
              _______
Он таранил паром, что почти, что добрался до берега,
И ушел с ним на дно, парашют, не использовав свой.
Все поэты земли, вспомним подвиг стервятников Геринга,
И склоним свои головы в скорби над русской рекой.
А еще поклонимся пилотам, что сбиты над Питером,
Вспомним тех, что сгорели в кабинах, летя на Москву,
Вспомним всех поименно, кто были обласканы Гитлером,
И, кому перекрестье прицела, словно Рыцарский крест, на гробу.
Сколько их пролетело под фюзеляжем.
Кем считано, сверено:
Городов и поселков, и сел, деревень, хуторов,
Сталинград и Смоленск, Ливерпуль и Варшава, и Герника,
Боевая работа, или просто маршруты победных и славных боев.
Вспомним всех и помянем. По-русски махнем молча водки.
И салютом пальнем, и отправим венок вдоль реки.
Мне же ближе свои в шлемофонах, фуражках, пилотках,
Уходящие в вечность, и в небо, где бой, и одни "старики".
И еще я хочу, чтобы всем, каждой немке и немцу, и прочим:
Стукачам, полицаям и всяческой сволочи, тем, что своих продают,
Проскрипело в мозгах пулеметным, сквозным многоточием:
Achtung! Achtung! Alarm! Der Russischer As in der Luft.
***

Ответ тихоне

                С коричневой чумой — кроваво-красная
                Схлестнулись в политической игре...
                А люди шли на смерть, такие разные,
                Сражаясь за картинку в букваре.
                (Тихоня. С чего начинается...).
______

У нас, что ни тихоня, то – политик,
Писака мелкая, а пишется – поэт,
Прошедшей жизни убежденный критик,
Ругающий страну, которой больше нет.
Мол, в той стране и в букварях ошибки.
Не так учили счету, и письму,
Стихам, любви, серьезности, улыбке.
Что, если все для всех, то значит – никому.
Что дорого далась стране Победа,
Что долго строили, а что, поведай Бог,
Мне, как и многим, не досталось деда,
От ран он умер, а ведь тоже мог
Тихоней ушлым просидеть за печкою.
И “бронь” была, и сам – мастеровой.
Но он ушел, чтобы за польской речкою
Вступить в последний и решительный
Свой бой, который не описан, не отмечен,
Ни словом по истории войны.
Сказал бы кто тогда, что дед, ты искалечен
Во имя красной и коричневой чумы...
Вот было б болтуну. Я это твердо знаю,
Храня его медали, ордена.
Да, за ценою мы не постояли.
И русские пылали города.
Зато Победы звезды миру светят,
Все освещая и внутри, и вне.
Что скажешь, если завтра спросят дети:
А почему ты не был на войне?
Когда нет дома, где б не провожали
И дед, и мать, и младшая сестра.
Как русские на фронте воевали
Про то пусть порасскажет немчура.
А я возьму заветный шкаф открою
И по стаканам разолью вина.
Эх, знал бы ты, и понимал, тихоня,
Зачем хранятся в семьях ордена.
***

Вспоминая деда

– Тогда мы еще отступали,
Не помню, какой рекой.
А раненных отправляли
Паромом с передовой.
Паром небольшой, всего-то
Телеги на две, на три.
Они ж по нему с самолёта
Весь день: от зари до зари.
Товарищ мой, что с Покровки,
Поклясться могу, не врёт.
Тогда из своей винтовки
Немецкий сбил самолёт.
Попал, говорил, в пилота.
И сразу же наповал...
– За всю войну, и в пехоте,
Такого вот не видал.
– Давай еще по чекушке.
(Хоть дед мой почти не пьёт).
За каждой, сынок, речушкой
Не выставишь пулемёт.
Не спрятать и батареи
Зениток ударный строй.
Уж, если он, сволочь, бреет,
То тут, всё, что есть, долой.
Все правила и уставы,
И всякую дребедень...
– Да, немец – солдат бывалый,
Любил погонять мишень.
– Но, чтоб самолёт бабахнуть,
Прицелившись из ружья...
– Скорее огни погаснут
И звезды... со стен Кремля.
Наслушался краснобаев,
Им что: сочиняй листки.
– Они, сынок, воевали,
За шпалы и сапоги.
– Да-а, если бы не морозы,
И Сталин не соберись,
Мы б так, не меняя позы,
До самой Уфы плелись.
Не пивши, не евши от пуза,
С винтовкой через плечо...
Но били же предки француза
И прочую нечисть...
– Ещё, где правда,
где кривда, где выверт?
Тогда лишь открой грызло...
– Три раза в меня, и на вылет...
– Конечно же – повезло.
– Где только не стыли ноги?
– На Висле сильней всего.
Нас всех подвело, убогих,
Их польское барахло.
Всю роту переодели,
А немец, как тот Фома,
Орал из своей траншеи,
“Русс, польский снимай форма!”
За годы военной драки
Германец прекрасно знал
Кто в первом ряду атаки,
И что бы не одевал.
Дед помолчал немного.
– Кто видел войну – поймёт.
Нам новый приказ, и с Богом...
На вкопанный пулемёт.
Бежим, а по нам молотят.
Умел воевать фашист.
Да так, что в пятки уходит,
И прячется целая жизнь.
По нам пулемётом и миной.
Мы матом за всех отцов...
Бегу и все вижу спины
Бегущих со мной бойцов.
Вдруг что-то яркое слева,
И небо упало ниц.
Тогда почти до колена
Мне ногу оттяпал фриц.
Я этого не сразу понял,
Рванулся подняться и
Упал, и от жуткой боли,
Отсохли мои мозги...
Уже потом в медсанбате.
Неделю, другую прожив,
Мне так говорили, батя,
Считай, что всё, отслужил.
А то, что ногой короче,
Так это ж почти любя.
Спроси любого, кто хочет
На раз заменить тебя.
– Нашлись бы, таких немало,
Но совесть – она не врёт.
– Всех тех, кто к земле припали,
По-прежнему кто-то ждёт.
– Теперь только к дому, Ванька.
Детишек своих обнять.
С женою, да после баньки,
Как следует провоевать.
Забросить к чертям погоны.
Домой, и чего скрывать,
За чаркою самогона
Вдруг станешь войну вспоминать...
Убитого насмерть друга,
Окопы и блиндажи.
И чистую зелень луга,
И дальние миражи.
А где-то припомнишь Бога,
За то, что тебе помог.
– Домой тебе путь-дорога.
Да только один сапог.
– Давай, еще по чекушке.
– Но бабке моей - молчок...
На небе Луна краюшкой,
И громко поет сверчок...
***

Солдатам Арбата

Мне снится все чаще неведомый сон: 
Как будто весна в переулках Арбата,
Я с мамой гуляю, а с разных сторон
В шеренгах проходят солдаты, солдаты.
Проходят туда, где огонь и война,
Где в страшном аду расплавляются даты.
Я с мамой, весь мир мой: наш дом и она,
Но помню: солдаты, солдаты, солдаты…
Я сон свой пытаюсь понять, разгадать:
Короткий такой, не простой, не смиренный.
Мне в жизни, увы, не пришлось воевать,
Зато сколько раз я лежал убиенный.
И сколько же раз я не мог, но вставал,
Прижавшись к винтовке, бросая гранаты.
Меня убивали, но я воскресал,
И в строй, где солдаты, солдаты, солдаты…
Всё в этом строю, все один к одному,
Здесь жизнь доверяют надежности друга.
И среди дорог выбирают тропу,
По самой границе прицельного круга. 
Где лишнего нет ничего и ничуть,
Где самое главное – выстрелить первым,
Где можно не знать, но нельзя обмануть,
И даже списать на усталость и нервы...
Нельзя ничего, можно только мечтать:
О теплом ночлеге и новой шинели.
Отец мой и дед, что ушли воевать, 
Об этом ни спеть, ни сказать не сумели.
И я не спросил, да откуда б мне знать
Того, что молитвой теперь повторяю: 
Война продолжает солдат убивать
И после войны, но уже не стреляя...
Спешу на Арбат, что мне мил и знаком,
Вот дом мой и сад, где гулял я когда-то.
Я тоже в строю, я с бессмертным полком.
Мы все в нем солдаты, солдаты, солдаты.
***